Традиционное природопользование

15.12.2020

Традиционное природопользование


Земледелие и огородничество

В Кенозерье в силу природных условий и особенностей хозяйственного освоения территории, дольше чем где-либо сохранялся традиционный уклад жизни северного крестьянства. Крестьяне в основном жили в деревнях. Основой жизненного уклада черносошных крестьян, не являвшихся крепостной собственностью, была самоуправляемая крестьянская община. Община давала её членам широкие права собственности и землепользования: преобладающее значение имели единоличные хозяйства с закреплением земли за отдельными семьями. «Пользование землёй», как говорят здесь, было основным источником существования почти каждой семьи. Земледелие, как основное занятие для большинства населения Кенозерья, повлияло на образ жизни местных жителей, хозяйственный уклад, промыслы и ремесла.

Деревня Вершинино. Фото из архива института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая Российской академии наук. Фото В.И. Котовского. 1948 г.

Земля была основой имущества крестьянской семьи, где мужчина выступал и единственным её собственником, и главным распорядителем. Полевой, распаханной, выделенной («душевой») земли на крестьянскую семью часто не хватало, семьи росли. Передел земли производился редко, примерно, один раз в 5–10 лет. Поэтому почти каждый хозяин ежегодно стремился, по возможности, подготовить новые участки пахотной земли.

Мерой земли служила десятина, около одного гектара (1 га равен площади квадрата со стороной 100 м, т.е. около 10000 м²). Надел крестьянской семьи включал землю вблизи дома, а также участки: «полоски», которые располагались на полях вокруг деревни; «пожни» — за озером; «поляны» — в лесу, на которых, как правило, сеяли зерновые. За участками закреплялось имя — прозвище владельца. Необработанная, свободная земля считалась «народной» вплоть до 30-х годов ХХ века. Как правило, в лесу никому не воспрещалось распахивать новые участки. 

«В лесу палы жгли…»
Подсечно-огневая система земледелия, сложившаяся и существовавшая на протяжении нескольких веков в Кенозерье, вплоть до 1930-х годов, представляет яркий пример традиционного способа земледелия в лесных зонах России. Коренные таёжные леса люди стали осваивать для подсечно-огневого земледелия около 600 лет назад. Это одна из примитивных древних систем земледелия лесной зоны, основанная на выжигании леса и посадке на этом месте культурных растений.   

К концу XIX века были освоены практически все суходольные участки. В первую очередь под подсеку вовлекались пологие склоны берегов озёр и речек. 

Видимо, большой, настоящий лес сводили под подсеки не так часто; в первую очередь стремились использовать старые, давно заброшенные поля и участки, т. е. «залежь», заросшую лесной мелочью и кустарником. Этот вид лесной растительности имел здесь особое название: «малег», «малега», «малеганок», а разработанные полянки иногда называли «раздирками». М.С. Пономарёва (Лекшмозеро) вспоминает: «Землю наделяли по душам. А мало — раздирали раздирки, заросшие поля, раскустаривали. В лесу секли подсеки, на следующий год жгли. Так прибавляли землю — для зерна, репы, льна. И спрашивать разрешения ни у кого не нужно было. Лён очень хороший был». 

«Сей, где хочешь: места-то много»
Полянки («подсеки» или «паленины») начинали разрабатывать осенью: рубили старые деревья или подсекали их, подрезали кору, чтобы они высохли. Большие деревья использовали для огораживания участка от пасущегося здесь же, в лесу скота, или на дрова.
Через год лес сжигали и производили посев прямо в золу, являющуюся хорошим удобрением. Между оставшимися в земле корневищами землю распахивали и засевали. В первые два-три года урожай на таких участках был высокий. По мере «вымывания» из почв зольных элементов, подсека теряла плодородие и её «оставляли в долгосрочную залежь» на 8-12 лет (т.к. подкормить землю было нечем: навоза было мало, возить в лес его было трудно). Это был так называемый лесной «перелог» (необрабатываемая в течение длительного времени с целью восстановления урожайности земля). Так осваивали и новые земли при переезде на хутора. «Вырубили лес, разработали поляны, стали жить», — рассказывает М.Н. Попова (Лекшмозеро): 

«Если дети отделяются от родителей, а земли не хватает — идут в лес; видят: горочка хорошая, повалят малег, а на другой год весной-летом сожгут. Как сгорит, сеют ржи («хлеба», «культуры»). Вырастает огромный и толстый колос. После ржи, на другой год, сеют овёс, потом — жито. И так четыре года. А потом по краям поля вырастает огромная брусника, посередине, на палу — рыжики. Так и говорили тогда: «Пошли на пал ягоду собирать». Так и лён сеяли в лесу. Сей, где хочешь: места-то много. Пожни тоже устраивали в лесах, выжигали под пожни лес; трава там вырастала огромная» (А.Н. Пономарёва, Лекшмозеро). 

Для выращивания на подсеках репы, искали особое место для посадки («репище»), где росла берёза. Деревья рубили весной, когда лист был полный, Поваленный лес сжигали через год по весне, землю пахали, «репище» не боронили. По воспоминаниям М.С. Пономарёвой качество земли под «репище» определяли ещё и по запаху: «Под репу секли малеги, в основном березняки. Тётка пойдёт, землю понюхает, скажет: «Тут не надо сажать — репа плоха будет. А вон тут хороша будет репа». 

Подсеки возделывались до войны. Труд на подсеке был очень тяжёлым, как говорят, «адским». Но сама процедура увеличения земельного надела была проста: ни у кого не надо было спрашивать, могли быть трения только с соседом, если он имел виды на тот же участок. Поэтому маленькие, узкие полоски, в которые со временем превращались наделы на полях, не считались большим изъяном хозяйства. Учёт земель на территории волости вёл землемер — лицо государственное, проживал он обычно в крупной деревне. 


«Раньше сеяли всё: и овёс, и рожь, и ячмень»

Исторически земледелие развивалось вблизи деревень. Все поля вокруг них, включая косогоры и неудобные земли, были распаханы; высевали и выращивали всё необходимое для обеспечения полноценного питания и жизнедеятельности крестьянской семьи. Кенозеры сеяли рожь, которая давала большой урожай, овёс, жито (ячмень). Пшеницу в Кенозерье не выращивали. Она появилась здесь с колхозами, когда были выведены её сорта, вызревавшие в местных условиях. «У нас пшеницы не пахали, не было такой земли», — вспоминает Е. Ф. Басова (Лекшмозеро).   

Для зерновых культур стремились использовать старые давно заброшенные поля — «залежь». Также выбирали «раздирки» (участки, заросшие мелколесьем) и «малег» (участки с мелким кустарником). 

«Своим хлебом жили» 

Традиционным для ХIХ века на Кенозерье было трехпольное хозяйство: озимые посевы, яровые посевы и пар. В основном выращивали озимый хлеб (рожь, ячмень). Под озимые в крестьянском хозяйстве использовали участки по 5-10 соток. Озимые культуры сеяли осенью, до наступления зимы они прорастали. Землю под озимые пахали три раза: первый раз осенью, второй раз пахали и удобряли навозом весной, на Петров день, третий — на Спасов день, пахали, сеяли и бороновали. Посаженные осенью зерна весной давали всходы и, если климат Кенозерья благоприятствовал будущему урожаю, созревали к августу. 

Яровые культуры (однолетние, высеваемые весной) в Кенозерье выращивали мало (в основном, если не успевали посеять нужное количество озимых). Сеяли яровые в середине мая. Под яровой хлеб пахали два раза, весной. Землю после каждой пахоты бороновали. Жатва на Кенозере и Лекшмозере проходила в августе. До середины месяца убирали рожь, затем овёс и ячмень. Зимой на поля вывозили навоз. 

«Хлеба хватало, не занимали. Я у батюшки соломы не едала» 

Хорошим считался урожай в 45 пудов (1пуд/16,38 кг) с полянки в 0,5 гектара, плохим — 20 и менее. Мерной емкостью для зерна служила «малёнка» — плетёная корзина или бочка ёмкостью в 40 фунтов (1 фунт/0,4 кг). Подсчитываться выращенный хлеб начинал уже на поле, при уборке: «Сноп — как завяжешь, 10 снопов — суслон, 5 снопов — бабка, овин — 40 бабок». Средние показатели 7-10 ц/га для собранного урожая зерновых невысоки, но при большом напряжении сил они, как правило, обеспечивали крестьян собственным хлебом, к которому относили вообще все зерновые, в течение года. О достатке доколхозной жизни говорят многие. «Своим хлебом жили. Всё давали, и сами ели», — вспоминает Е.Ф. Басова (Лекшмозеро), жившая в те времена в Ожегове. И А.Н. Макарова (Лекшмозеро), всю жизнь прожившая в Труфанове, подтверждает: «Достаток, хлеба хватало, не занимали. Я у батюшки соломы не едала». Однако, в отличие от Каргополья в целом, бывшего житницей губернии, из Лекшмозрья хлеб не вывозился. Более того, рассказывает, что порой ездили за «кулевой мукой» (т. е. мукой в кулях) в Карелию. 

«Огород за домом» 

Огороды возделывали вблизи дома, обрабатывался каждый свободный участок земли. Огородничество у кенозёров было развито слабее, чем зерновое земледелие, оно ограничивалось небольшим набором культур (лук, морковь, капуста, горох, свекла, репа, огурцы). Картофель местные жители начали выращивать в конце XIX века, в ХХ веке картофелем стали занимать всё больше земельных площадей. С образованием колхозов картофель начал активно культивироваться как «наиболее урожайная, питательная культура, не требующая большого ухода», и постепенно вытеснил собой репу. 

«Кто ленив с сохой, тому весь год плохой»
 
Сельскохозяйственные орудия изготовляли местные кузнецы, делали сами хозяева и покупали. Для вспашки земли использовали соху и плуг. Деревянная, сделанная из берёзы, соха с одним или двумя металлическими сошниками, была исконным орудием кенозерских землепашцев для вспашки на вырубках, косогорах и каменистых почвах.


Соха. Фото из архива института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая Российской академии наук. Фото В.И. Котовского. 1948 г.

Лёгкую соху, которую несложно было перекинуть через камень или пенек, крестьяне изготовляли сами. Плуг появился позднее сохи, но ещё до колхозов. Он изготовлялся промышленностью и покупался крестьянами в магазине. Тяжёлый плуг применялся при весеннем севе, где была менее каменистая земля. 

Пахота с сохой. А.Д. Капустина, Н.А. Капустина. Деревня Зехново. Фото из архива Парка. 1950-е гг.


Главное орудие труда на подсеке — топор. Так и говорили: «от этой семьи работают два топора, т. е. двое мужчин». Лесную мелочь, кусты срезали так называемым «косарём» — мощным ножом с закруглённым концом, «носком», который предохранял лезвие от случайного камня. Для рыхления почвы применяли борону, которую изготовляли из суковатых стволов елей. 

Борона. Фото из архива института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая Российской академии наук. Фото В.И. Котовского. 1948 г.


«Сил и народу не хватит, чтобы весь хлеб убрать» 

Пахотой занимались мужчины, а разбиванием комьев, сбором урожая — женщины и дети. Хлеб сеяли мужчины — горстями разбрасывали зерно из висящей на шее деревянной или плетеной «севалки».

Севалка. Фото из архива института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая Российской академии наук. Фото В.И. Котовского. 1948 г.

После каждой пахоты землю бороновали, разбивали зубчатыми катками, палками с утолщением на ударном конце. После посева землю слегка давили гладкими катками. Хлеб крестьяне убирали серпами, а на ровной местности — косами-«литовками» (сделанными своими кузнецами), так и покупными («горбушами»). 


Жатва. Фото из архива Государственного литературного музея. 1927 г.

Связанные снопы укладывали на поле в «крестцы» или «суслоны» на поле для первичной просушки, сооружали «вешала».

Вешала. Фото из архива института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая Российской академии наук. Фото В.И. Котовского. 1948 г.

Для обмолота хлебов использовали цеп (по-местному «прилуз»). Он состоял из «батога» (палки) и «кати» (часть, которой били по снопам) на ременной связке («путо»). Для сушки, обработки и хранения урожая строились специальные помещения: овины, гумна, амбары.
 
«Плохо закроешь — попортится, прорастёт, будет годно только скотине»
 
Гумно — отдельный сруб с большим помещением для обмолота снопов. Овин — специальная пристройка к гумну с печным отоплением. Обмолот снопов производился с раннего утра прилузами, участвовало в нём обычно 4 человека.

Обмолот зерна. Фото В. Шевелева

Молотьба считалась мужской обязанностью, хотя в ней могли участвовать и женщины: «снопы складывают вершками друг к другу. Потом поворачивают на другую сторону, опять бьют, потом развязывают вязочки, опять бьют».

После обмолота солома убиралась в «застенки» (тёмные рубленые чуланы при гумне). Зерно провеивалось деревянной лопаткой, от него отделялась шелуха («мелуза»). которая затем заваривалась на корм скоту. Зерно хранилось в помещениях — амбарах, в специально сделанных «сусеках». 

Амбар. Фото из архива института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая Российской академии наук. Фото В.И. Котовского. 1948 г.

Для помола зерна на Кенозерье строились водяные и ветряные мельницы. В каждой крестьянской семье были ручные жернова. Овёс «обрушивали» (размельчали) в ступах. Деревянные (из тополя, сосны, берёзы) ступы встречались в каждом доме. На дне ступы размещалась металлическая «лепёшка», конец «песта» (палки-бруса) оковывался железом. 

Домашние жернова. Фото из архива института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая Российской академии наук. Фото В.И. Котовского. 1948 г.

«Последний сноп ставили под божницу» 

В своей хозяйственной практике жители Кенозерья следовали знаниям и умениям, принесённым сюда ещё первыми поселенцами: производственный опыт, следование обрядам, регулирующим цикличность проведения необходимых работ, соблюдение обычаев, верований, обеспечивающих успешность хозяйственной деятельности.

Ступа. Фото из архива института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая Российской академии наук. Фото В.И. Котовского. 1948 г.

Начало и завершение основных полевых работ определялись по-народному сельскохозяйственному календарю и сопровождались обрядами, от которых зависело благосостояние крестьянской семьи. Знаковыми датами, приуроченными к православным праздникам и сопровождаемые обрядами, были: Егорьев день (23 апреля, 6 мая) — начало сева; летний период, следовавший после Петрова дня (День апостолов Петра и Павла 29 июня, 12 июля) — вторая пахота и удобрение земли под яровые; Спасов день (6,19 августа) — третья пахота и посев яровых. 

Сев начинался молебном. Обряд на хороший урожай вспоминает А.И. Макарова (Лекшмозеро): «Когда пахать выезжать, лошадь прыскают святой водой». В этот день пахарю и лошади давали съесть и кусочки «великоденных четверёжек» — лепёшек, испечённых в Великий четверг на Страстной седмице и сохраняемых в божнице. 

По завершению сбора урожая, когда вся семья собиралась в доме, варили традиционную кашу — «пожинаху». Существовали и особые традиции, связанные с последним снопом собираемого урожая. Последний сноп после жатвы называли «Спасова (Николина, Ильина) борода». Колосья обвязывали нарядным полотенцем и приговаривали: «Вот вам бородушка, Илья да Миколушка, сейгод уродили хлеба много, на следующий год — ещё больше». А.И. Богданова (Думино) рассказывает: «Последний сноп под божницу ставили — пока пожинаху не сделают, а потом зерно мелят, а солому — скоту». А П.Ф. Басова (Лекшмозеро) замечает, что «сноп стоял под божницей до Покрова, когда его скармливали скотине». О последнем снопе рассказывают и З.Ф. Корнякова, и А.Ф. Пономарёва (Лекшмозеро): «Последний сноп ставили под божницу, называли «бородой». Он постоит, и когда скотину на зиму первый день поставят, её кормили этим снопом». Иногда последний сноп собранного урожая относили в церковь или в часовню, как сообщают М.И. Басова и Т.А. Подгорних (Лекшмозеро).

Перед жатвой. Фото из архива института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая Российской академии наук. Фото В.И. Котовского. 1948 г.


Кенозерские мельницы
«Верхнебойки», «нижнебойки» 

В Кенозерье, по рассказам старожилов, имелось несколько ветряных мельниц-«столбовок». Однако наибольшее распространение в Кенозерье получили водяные мельницы, что обусловлено наличием по берегам озёр множества ручьёв и речек. Строительство и эксплуатация несложного гидротехнического сооружения требовала совместного труда и заботы. Мельница обычно принадлежала всей деревне. Овёс, рожь, ячмень, пшеницу, горох на мельнице мололи жители деревни и население близлежащих деревень, где не было мельниц. 

В прошлые времена почти каждая кенозерская деревня имела свою мельницу, а у некоторых деревень их было 2-3. В начале ХХ века на территории существовало около 50 водяных мельниц и 6 ветряных. 

Последний сноп. Фото Д. Бастета

Водяные мельницы возводили обычно всей деревней. При выборе места для строительства учитывали: удалённость от деревни, удобные подъездные пути, но определяющим условием была возможность использовать силу воды — резкий перепад уровня в озёрах или бурное течение рек и родников. К строительству плотины приступали зимой. В летний период возводилось здание мельницы и мельничные механизмы. Оценивая мастерство строителей мельниц, обычно говорили: «Как в валенках идёт мельница» (т.е. мелет очень качественно и работает тихо, без скрипа и лязга).

Карта расположения мельниц в Кенозерье. Научный архив Парка

Кенозерские водяные мельницы в зависимости от использования энергии водяного потока подразделялись на 2 типа:

Наливные («верхнебойки»), использующие энергию падающей струи, когда вода на водяные колёса подаётся сверху;
Подошвенные или подливные («нижнебойки»), использующие энергию проточной воды, когда вода на водяные колёса подаётся снизу. 

Для создания напора воды для наливных мельниц требовалось строительство плотины. Наливные водяные мельницы могли функционировать практически бесперебойно и были более производительны. Мельницы подошвенные или подливные возводились на реках с бурным течением. 

Мельничный комплекс представлял собой крупную двухэтажную клеть под двухскатной кровлей, внутри разделённую на 2 части. В одной располагалось «машинное» отделение — водяные колёса, в другой — жернова и ступы. Иногда делалось третье помещение — горница — для пребывания крестьян, приехавших на помол; при его отсутствии они останавливались в доме мельника. 

Большинство кенозерских мельниц были двухпоставными, т.е. имеющими два колеса: одно колесо вращало жернова, другое — заставляло двигаться песты, с помощью которых зерно дробили в крупу. Сила воды вращала двойной механизм: одно колесо вращало жернова, другое заставляло двигаться песты — толчею. Если напор воды был слабым строили, мельницы однопоставные, на которых имелось только одно колесо, приводившее в движение мукомольные жернова. 

В I половине XX века известными на всю округу мастерами, делавшими мельничные механизмы, являлись Александр Владимирович Ребров из деревни Федосово и Степан Тишинин из деревни Усть-Поча. Славились также умельцы из деревни Поромское. Мельничные жернова «ковали» Павел и его сын Матвей Ножкины из деревни Мамоново. Валы для мельниц делали мастера в деревне Челма.

Мельница на Кулгум-ручье. Фото из архива Парка

«Столбовки» 

В некоторых деревнях Кенозерской земли, окружённых холмами и возвышенностями, были построены ветряные мельницы. По свидетельству местных жителей, на рубеже XIX–XXвеков ветряные мельницы существовали в 5 населённых пунктах, причём в деревне Федосово, было построено два «ветряка». 

Все кенозерские ветряки конца XIX — 1-й половины XX века относились к типу мельниц — «столбовок», опорой которым служили либо дополнительные столбы, либо пирамидальная бревенчатая клеть, рубленная «в ряж», либо рама.  

Мельница ветряная. Фото из архива института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая Российской академии наук. Фото В.И. Котовского. 1948 г.

Основой кенозерских ветряков — «столбовок» являлся укреплённый в земле столб, который в нижней части был окружён пирамидальной формы «ряжем», заполненным камнями. Над ним вокруг своей оси вращался четырёхгранный «мельничный амбар», заключавший в себе производственное оборудование. В верхней части амбара укреплялся горизонтальный вал (огромное толстое бревно), коренными подшипниками которому служили стены с врубленными в них берёзовыми капами. На выпущенном наружу конце этого вала закреплялись брусья — махи с прикрепленными широколопастными крыльями. Под напором ветра крылья вращали вал, на другой конец которого было насажено большое колесо с «кулаками» — выступами. Через него вращение вала передавалось на зубчатый барабан и вертикальный шкворень, а от шкворня — к верхнему жёрнову. Основание мельничного амбарчика соединялось с длинным бревном — воротилом для поворота в нужном направлении к ветру. 

Во второй половине XX века кенозерские мельницы постепенно утратили свою хозяйственную роль, были заброшены, пришли в запустение и разрушились. В руинированном состоянии до наших дней дошли лишь две водяные мельницы — на Левусозере и в деревне Зехнова. В начале XXI века эти две мельницы были восстановлены и являются ярким свидетельством-напоминанием о ранее широко распространённой хозяйственной практике. 

Льноводство
«Семь дев сеют лён»   

Из технических культур в Кенозерье выращивали лён. В XIX–XX веках в Кенозерье бытовало пашенное и подсечное льноводство. У каждого хозяина могло быть несколько нив (полосы не более трети десятины (0,3 га). Под лён и коноплю в поле отводили небольшие участки земли, старались использовать «малег». На полевых землях выращивали тонкий и мягкий лён. На подсеках получали длинное, крупное и жёсткое волокно. 

Подготовка поляны под посев льна («ленище») требовала особых работ. М.М. Беляева (Гужово) вспоминает как готовили полянку под посевы льна («ленище»): «Каждую весну малег косарят: подсекают прутья, ветки, потом рубят и валят вершинами в одну сторону. Дальше жгут, когда подует ветер с вершин. С них поджигают, и ветер увлекает огонь дальше. Как сгорит, надо пал прятать — собирать головёшки. Пни не корчевали, они сами лет через десять вылезут». 

Посевные работы завершались до конца мая — на День памяти мученика Феодота и святых мучениц семи дев (31 мая). Начинали сев, следуя приметам, когда с осины начинал лететь пух или когда приходило время цветения калины; сеять полагалось обязательно при растущей луне. Соблюдались и определенные дни недели, считалось, что лучше всего сеять лён в пятницу и субботу. Традиционно пахали и сеяли мужчины. «Лён две недели цветёт, четыре недели спеет, на седьмую семя летит», — говорили кенозерские крестьяне. 

С прополки льна начинались женские работы. Вырванную сорную траву хранили до Ивана Купалы, чтобы сжечь на купальском огне. Лён в отличие от хлебных растений не жали, а теребили (выдёргивали с корнем). Стебли связывали в снопы, составляли их по 8–10 в т.н. «бабки» и оставляли сушиться в поле.


Женщина ставит бабки льна. Фото из архива института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая Российской академии наук. Фото В.И. Котовского. 1948 г.


Батюшка ленок, лежи да глядись»

После того как лён был просушен, приступали к следующим этапам его обработки: мочение, расстилание, досушка в овинах, мятье, трепание и чесание. Все виды работ выполнялись женщинами. Мочили лён для облегчения отделения волокон от древесинных частей стебля. 

Расстилание льна связывали с различными приметами и верованиями. В день, когда собирались расстилать лен, нельзя было ничего трясти. На краю «стлища» выкладывали небольшой кружок из льна («зеркальце») и говорили: «Батюшка ленок, лежи да глядись». 

С 27 октября (День памяти Параскевы Пятницы) просушенный лён начинали мять и трепать на «мялке», специальном станке. Стебли на «мялке» растирали, мяли и плющили между двумя деревянными брусками, отделяя волокно от «кострики» — жёстких обломков стебля. Затем лён трепали специальными инструментами — трепалами, чесали небольшой пучок льна щетью, сортировали волокна на изготовление грубых тканей (мешков, верёвок и др.) и тонкого волокна. Из пушистого клубка, который скатывали в «кудель», пряли пряжу на прялке, а нити наматывали на «мотовило».

Наматывание нитей на мотовило. Фото из архива института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая Российской академии наук. Фото В.И. Котовского. 1948 г.

Моты нитей стирали, парили, толкли пестом в бельевой горизонтальной ступе, иногда красили органическими или анилиновыми красителями.

Животноводство 
«У худого хозяина — и то корова была» 

На Русском Севере (с его обширными территориями пахотных земель и сенокосных угодий) в крестьянских хозяйствах всегда держали животных: коров, лошадей, овец.

Стога. Фото К. Кокошкина.

В доколхозное время, почти у всех были две–четыре дойные коровы, не считая бычков и тёлок, одна-две рабочие лошади, овцы, куры, иногда свиньи. Хозяйство, в котором была одна корова, считалось бедным и едва сводило концы с концами. «У худого хозяина — и то корова была. А у некоторых и по три было», — вспоминает Е.Н. Казаринова (Труфаново). 

«Выгон коров — праздник»
Период выпаса скота на Кенозере составляет замкнутый цикл: «первый выгон скота» (в День св. Георгия 23 апреля, 6 мая) — «закрытие скота» (1, 14 октября — в Покров), сопровождающийся освящением животных (краплением святой водой) в часовнях и особыми магическими обрядами. 

В Кенозерье весенний «Егорий» — День выгона скота в поле — был подлинным «пастушьим праздником». Совершив домашний обряд, хозяйка вручала корову пастуху, не заходя в стадо.

Первый день выгона скота. Т.Ф. Калитина. Фото В. Нелаева

Скот провожали с вербой, которая в славянской традиции символизирует «здоровье и жизненную силу. Состриженную в этот день у коров шерсть хранили в хлеву до следующего года, что, по поверьям: «обеспечивало возвращение животных домой».

«Выгон коров — праздник. Все хозяйки коровушек приготовят: вычистят, вымоют, между ними соревнование — у кого лучше корова. Коровы пляшут. Хозяйки в праздничной одежде, пирогов всяких напекут, несут пастуху, каждая за свою коровушку болеет. На выгоне расстелят скатерти, на них все яства складывают. 

Каждая корова перешагивает через ремень с бумажкой — отпуском — и гуляет в огороде. Потом пастух обходит выгон и читает отпуск до трёх раз», — вспоминает М.М. Беляева. После угона коров пастухом хозяйки начинали символическое действо, изображая из себя пасущихся и питающихся травой коров: «Выгонят, все несут пироги, в кучу складывают и все угощаются. Потом женщины притворяются: под каждым кустиком поедят, но не присаживаясь, — это чтоб корова не оставалась на ночь в лесу и чтобы сытая приходила», — рассказывают А.Ф. Пономарёва и З.Ф. Корнякова (Гужово). 

«Пастух обходит выгон и читает отпуск до трёх раз» 

Пастушество для деревни имело важнейшее значение: от пастухов зависела сохранность и здоровье скота, а значит благополучие каждой крестьянской семьи. Главной задачей пастуха было сохранить стадо от медведей, которых много водилось в лесу. Поэтому и крестьянам, и самому пастуху было присуще совершенно особое отношение к этому занятию. Пастух в период выпаса скота — знаковая фигура в культурной традиции, поскольку от его умения зависела сохранность стада. Свою работу пастух мог успешно выполнять, если соблюдал ряд запретов: «не стричь волос, не спать с женщиной, чёрную ягоду не есть, колокола в стаде не менять, не перелезать через изгородь и др.». 

Знающий пастух имел отпуск — большой заговорный текст, сговор пастуха с хозяином леса — «лешим», с просьбой к святым защитить «милый скот, колхозный и крестьянский живот» и умение найти с ним общий язык. Отпуск хранился у пастуха, видеть и тем более читать его посторонний не мог, иначе отпуск терял силу: «Краснее красного солнца и светлее месяца, милее отца и матушки, ключ-замок на окиян-моря, первое слово крепче всех. Как бы с того отпуска люди не видали, так не видать моего милого скота — коров, быков, нетелей, коз — всем зверям: медведям и медведицам, волкам и волчицам, росомахам и росомачицам. 

Благослови, Христосыне Боже!» 

Созывалось и направлялось стадо громким звуком пастушьей трубы, которую изготавливали из ленты бересты или из ствола молодого дерева (осины, ольхи, рябины или ели). Длина трубы достигала от 0,5 до 1,5 м. «Дак уж как пойдёт с трубой дак как песни выговариват — трубит. Труба была с коленьями из бересты. Пойдет как по Вершининой, ну дак уж пастух дак пастух! А когда коров гнать, он выйдет на поляны или на лес, протрубел, и коровы как все одна за одной — какая спит, кака идёт — и пошли. Значит, было у него како-то знание, отпуска», — из воспоминаний А.Д. Губиной о пастухе Кузьме Матюгове (по-деревенски — Базалихине).


Сергей Шеметов в роли пастуха. Фото из архива Парка


«Лука и Марк, возьмите кисти медные»


В церковный праздник Покрова Богородицы (1/14 октября) домашний скот ставили на зиму в хлев. Этот день сопровождается обрядом, который носят название запирание скота. Хозяйка в этот день передает скот во власть дворовых, просит их поить и кормить скотину, стеречь днём и ночью. Эти просьбы обрели форму заговоров, которые характеризуются широтой тематики, охватывающей все виды занятий, связанных со скотом (купля-продажа, чтобы при выпасе корова всегда возвращалась домой, стояла спокойно при дойке, лечение, от «сглаза» и проч.). Обращение к дворовому объясняется поверьем: если «хозяин» не полюбит лошадь или корову, то отнимает у них еду. Хозяйкам защитить скотину от болезней помогали «заветные слова»: «Лука и Марк, возьмите кисти медные, пальцы золезные, отказывайте, отговаривайте от коровушки сирьцеву и ногтеву, и внутренний припадок — из ноздрей в уши, из ушей в хребет, а из хребта в ноготь, а из ногтя вон!» — так призывала в заговоре апостолов-евангелистов известная своим «сильным словом» жительница Вершинино Матрена Васильевна Лоскутова. 

Домашняя скотоводческая обрядность является живой традицией и в нынешние времена. Пока хозяйка держит корову, овец, ухаживает за ними, она следует обычаям, существующим в единстве обрядовых и словесных жанров.


В.А. Пономарев, А.П. Пономарев. Деревня Морщихинская. Фото из архива Парка

Хранилось сено на сеновале в пристроенном к дому дворе. Лошадям, на которых предстояло пахать весной, доставался лучший корм, их докармливали овсом. Хозяйки, запирая скот в хлев на зиму, чтобы обеспечить животным здоровье, по традиции скармливали животным последний сноп собранного урожая, хранившийся в доме под божницей с августа и до Покрова.   

На Кенозере многие святые считались покровителями скота. Главным покровителем лошадей считался святой Георгий (Егорий) (часовни в деревнях Минино, Спицыно). Параскева Пятница (часовня в Тырышкино) оберегала овец, и потому, если овцы болели, несли шерсть в часовню, та же роль отводилась св. Власию (часовня на Медвежьем острове). Св. Флор и Лавр — считались покровителями лошадей (часовня в деревне Семёново,), в этот день — 31 августа — священник святой водой окроплял лошадей.   

 Рыболовство
«Рыбацкий челнок быстрый, как шуйка»   

Рыболовство при развитой речной и озёрной сети было и в значительной степени остается важным занятием в хозяйстве кенозерских и лекшмозерских крестьян. Объектами рыболовства были окунь, щука, язь, сиг, лещ, налим, плотва, ряпушка, корюшка, ёрш, карась, судак. В Кенозеро изредка заходит нельма и сёмга. Кенозерье славится многообразием видов рыбы — более 20 видов. Ряпусовский берег получил название по обилию ряпушки, подходившей к этому месту Кенозера в период лова. Рыбу ловили как мужчины, так и женщины. 


На рыбалке. Н.А. Дмитриева, А. И. Артемьева. Семейный архив А.В. Дмитриева. Деревня Першлахта. Фото из архива Парка

Она составляла и составляет важную часть рациона питания; рыбу сушат, солят, варят уху, жарят, запекают в тесте и пр. В Лёкшмозере «сушиком» называли любую мелкую выловленную, подсолённую и высушенную рыбу. 

На Кенозере имелись пищевые предрассудки, так, например, корюшку не ели, считая её рыбой, которая ест мертвецов-утопленников.   

Рыбной ловлей занимались в любое время года. Летом ловили рыбу с лодок, зимой для ловли сетями вырубали во льду специальные проруби «иордани». Лов производился сетями, неводом, а также рыболовными снастями (мережками (мордами), курмами, рюжами). «Хорошая мерёжа — в сто двадцать глаз», — говорили рыбаки на Кенозере («глаз» — ячея сетки, размером 3х4 сантиметра). На протяжении долгого времени мерёжи были популярны у местных рыбаков и до сих пор в большом количестве встречаются в домах кенозёр и лекшмозёр.   

Похожая на мережу по конструкции «курма» — вытянутая конусом сеть с одним или тремя обручами, сделанными из еловых ветвей и связанными между собой прутьями. Делалась сеть из конопляных нитей, а не из льняных и стояла дольше. Жизнь на озере породила одно из повсеместно развитых мужских ремёсел —изготовление лодок («кенозёрок»), конструкцией и силуэтом отличающихся даже от лодок соседнего Водлозера. Это уникальное ремесло, традиции которого сохраняются старожилами. Другой вид ремесла, связанный с озером — плетение сетей. Особые способы ловли рыбы, наблюдения и приметы, связанные с рыболовством, также составляют живую культуру. 

Попов Леонтий Николаевич. Мельник. Деревня Труфаново. Фото из архива Парка. 1950-е годы


«Наполни, Господи, мои снасти всякой рыбой» 

В большинстве поверий, связанных с рыбной ловлей, говорится о необходимости соблюдать рыбаком обет молчания. На Кенозере записан обряд окуривания сетей над костром перед ловом рыбы и сопровождавшем его заговоре.   

Двоеверие народного православия проявляется в обрядах, когда рядом с мифологическими хозяевами вод упоминаются святые. В деревне Орлово была записана молитва-заговор на удачный лов рыбы, обращённая к святым Петру и Павлу с просьбой наполнить сети рыбой: «Встану я, раб Божий (имя) благословясь, пойду перекрестясь, умоюсь ключевой свежей водой, утрусь тонким бранным полотенцем. Пойду из дверей воротами в чистое поле, в восточную сторону, под молодой месяц, под частые звезды. Помолюсь и поклонюсь святым славным апостолам Петру и Павлу. Пойду я, раб Божий (имя) к тихому озеру, к тихой реке и закину я, раб Божий (имя) (вершу, сеть, невод и др.). Наполни, Господи, мои снасти всякой рыбой».   

Из рыболовных обрядов на Кенозере отмечен один из древнейших обычаев — «кормление» («задабривание») водяного на удачный улов. В качестве жертвы кенозеры для лова отправляли в плавание по озеру продукты — яйца и хлеб. Водяного угощали также водкой, хлебом, табаком. Богатый улов в представлении рыбаков — это дар озера. 

В.В. Портнов. Фото В. Шевелева

Охотничий промысел
«Лесовой» — хозяин леса» 

Вся жизнь северного крестьянина была связана с лесом. В лесу разрабатывались новые участки для земледелия, пасся скот, лес давал материал для строительства дома, пищу, одежду, посуду Связанные с лесом древние поверья среди жителей деревень Кенозерья бытуют до сих пор. Отправляясь в лес, крестьяне читают «обережную» молитву или заговор, в котором обращаются к лесовому — хозяину леса. 

Лес. Фото К. Кокошкина

Лесовой (или леший) по сравнению с христианскими святыми образ, восходящий к язычеству. В заговорах просят лесового разрешить собрать ягоды, грибы или, например, найти потерявшуюся корову, которая забрела в лес. К лесовому важно проявить уважение, назвав его хозяином. Лесовой, который может привидеться то стариком, то собакой, в народном представлении, следит за соблюдением порядка: не кричать в лесу, не разжигать на тропах костров, не убивать самок зверей, просить разрешения на ночлег в лесной избушке, не браниться и др. Существовал запрет на посещение леса после 25 октября (видимо, связывалось с началом зимы). Нарушившему правила грозит наказание: леший может сбить с дороги, завести в чащобу или болото. В запретах кроется здравый смысл — бережное отношение к лесу и предостережение от возможных опасностей. 

«У каждого охотника — свой путик»

Охота — один из традиционных хозяйственных промыслов Кенозерья, издавна имеющих важное промысловое значение в жизни северных крестьян. Основу промысла составляли: боровая птица — рябчик, тетерев, глухарь, белая куропатка; звери — белка, заяц, волк, лисица, куница, горностай, лось, олень, выдра, норка, росомаха, рысь. Особое отношение у лекшмозерских охотников было к медведю, убивали «хозяина леса», когда он начинал задирать коров. 

Промысел начинался с обустройства охотничьих угодий. Они включали в себя участки леса с тропами — «путиками», оснащёнными различными ловушками, жилищем и постройками для хранения инвентаря и добычи. Охотничье угодье (по рассказам В.Ф. Подгорних) составляло до 60 км. Угодья отмечались зарубками на деревьях и признавались собственностью охотника с правом передачи по наследству. 

«На всякого зверя — по снасти»

Особенностью охотничьего промысла было широкое использование различных самоловных орудий, изготовляемых охотниками собственноручно: ловушки ямные, ловушки ударного действия, петли, капканы. Например, на Наглимозере, известным объектом охоты были кроты, на которых ставили кротоловки по «улицам», где прогонялся скот. Из шкур кротов шили шубы. На белку охотились с ружьем и собакой. Капканы на лисицу, горностая, хорька, ласку, куницу ставили в полях у деревни. На озёрах водилось много уток, гагар, чаек, и охотники «зорили» их гнёзда — из восьми яиц брали не более двух. Тысячами исчислялись тетерева, собиравшиеся во время брачного периода на островах и вокруг них. На глухариные тока охотники отправлялись в боры и на болото. На утренней заре добывали одного глухаря — это была норма. Белую куропатку по маленьким болотцам ловили в сети. На уток делали засидки на берегу на небольших лужах — «лягах». По окончании промыслового сезона все самоловы обязательно снимались во избежание напрасной гибели дичи. 

«Зверя бьют — поры ждут»
Взрослые и подростки неукоснительно соблюдали строгие временные правила охоты. Запрет распространялся в период с 14 марта до Петрова дня (12 июля). Стрелять дичь можно было только в определенное время после паводка и осенью. Птичий промысел производился с сентября до глубокого снега. Самоловная добыча глухаря и тетерева прекращались в начале зимы, а промысел рябчика и белой куропатки длился с поздней осени до весны. На пушных зверей, оленя и лося охотились зимой, а на медведя — круглый год. Уходить на охоту было принято рано утром, чтобы никто не видел — тогда будешь с добычей.  

Охотник. Фото из архива Государственного литературного музея. 1927 г.

«Без собаки зверя не поймать»

По свидетельству местных жителей, в первой половине XX века охотились, в основном, в одиночку, обязательно с собаками. На белку, медведя и тетерева ходили вдвоём — втроём, иногда артелями. Помимо самоловных орудий охотники использовали огнестрельное оружие, для пороха использовали коровий рог. В конце XIX–начале XX веков лекшмозерские охотники обменивали пушнину и мясо зверя на хлеб и муку или продавали на Каргопольских ярмарках. В 1930 — 1950-е годы пушнину сдавали государству.   

По древним кенозерским поверьям, от лесового зависела и успешная охота на промысловых птиц и зверей. Охотник, как и пастух, отправляясь в лес, налагал на себя ряд запретов, (не кричать в лесу, не разводить костры на тропах, не ломать и не ставить на месте капканов прутья и пр.). В охотничьих заговорах нашли отражение особенности народного православия, сочетающего веру в святых покровителей и «хозяев» природных угодий, к которым охотник обращался с просьбой об удачной охоте. Таким образом традиции, определяющие поведение человека в лесу, формировали экологическое сознание, — что во многом обеспечивало сохранность природы и рациональность природопользования.   

Пользование заговором требует соблюдения охотником определенных запретов, например, не помечать капканы прутьями. Наказание за нарушение взятого запрета могло быть суровым: лес будто изгонял охотника. В обычаях и поверьях, связанных с лесом, прослеживаются особенности мировоззрения жителей Кенозерья, в котором переплелись православие и язычество, вера в святых покровителей и вера в «хозяев» природных угодий. Эта сторона традиционной культуры также представляет живое наследие. 

Собирательство
«Поди, девка, грибов-то наломай!»
 
С лесом также связан сбор грибов и ягод, который распространён и поныне.  


У костра. Фото Л. Боголеповой

Существуют у местных жителей особенности, связанные с грибами: так, сыроежки здесь не собирают, а «ломают». «Поди, девка, грибов-то наломай!», — говорит А.Н. Пономарёва (Лекшмозеро). Когда-то бывшие столь знаменитыми в Каргополье рыжики здесь не росли. За рыжиками отправлялись в Лядины или Печниково, при этом, как рассказывают, их нащупывали во мху ногами. 

Рыжики. Фото из архива Парка

Большое значение имели грибы, особенно в летнее время. Из них готовили особую похлёбку, напоминающую густой грибной суп с добавлением ячневой или овсяной круп, а также запечённые на сковороде в печи грибы (жареные). И то и другое называют «грибовницей». Заготавливали грибы и впрок: сушили, солили. Для сушки использовали главным образом белые, подосиновики, (по-местному, «красноголовики») и реже — подберёзовики. На засолку шли грузди, рыжики, волнушки, белянки.

Из лесных ягод особенно любят чернику, малину, морошку, бруснику и заготавливают их впрок. 

Сбор клюквы. В.Я. Стерхова. Фото В. Шевелева

Раньше много собирали и земляники, за которой сейчас уже специально не ходят. Было её значительно больше, чем теперь, склоны гор у полян и покосов были просто красные от ягод; много росло земляники и на недавно заброшенных делянках. Росли и другие, ныне почти исчезнувшие ягоды: куманика — нежной расцветки, похожая на землянику, и свинура — яркая, чёрная, мельче черники ягода с особым привкусом. Свинура росла на песчаных местах и встречалась раньше на Хижгоре у Масельги со стороны дороги на Лекшмозеро.

Ягоды употребляют как в свежем виде, так и как дополнение к кашам, блинам. Из них готовились морсы, взвары с ними пекут пироги, заготавливают на зиму. Сушёные ягоды малины и черники использовали как лекарства при различных заболеваниях.

Несмотря на ежегодный сбор грибов и ягод впрок, свидетельств, что они заготавливались для продажи, нет. Лишь вспоминают, что в 40-е годы по деревням ходил скупщик грибов.

Список использованной литературы:

1.      Анциферова А.И. Материалы к номинационному досье. Рукопись. Научный архив «Национального парка Кенозерский». 2016.

2.      Мелехова Г.Н. Традиционный уклад Лекшмозерья / Г.Н. Мелехова, В.В. Носов. М., 1994. Ч. 1.

3.      Методическое пособие и образовательные программы по дополнительному экологическому образованию. Сборник авторских программ. Сост. — С.А. Синяговский, ред. — Е.Ф. Шатковская. Каргополь — Кенозеро. 2001. 

4.      Шевелев В.Д., Шевелева Е.В. Водяные мельницы на территории Лекшмозерья: Гужовская мельница на Левусозере. Культурное и природное наследие Европейского Севера: сборник/сост.: П.С. Журавлев [и др.] отв. ред. Н.М. Теребихин, Е.Ф. Шатковская; поморский гос. уни–т имени М.В. Ломоносова. Архангельск: Поморский университет, 2009. С. 334–342.










15.12.2020

Семейный уклад

Читать далее
20.08.2020

Приходская жизнь

Читать далее
21.05.2020

Кенозерская кухня

Читать далее